Эдуард хиль 30 лет пел самые мажорные песни советской эстрады, заражая своим оптимизмом миллионы людей. Но его самого жизнь по головке не гладила: в начале 90-х годов народный артист России остался без работы, денег, перспектив и три года подрабатывал исполнением русских романсов в Париже.

Последние годы Хиль работает в «Петербург-концерте» и не ощущает недостатка в аплодисментах поклонников. В будущем году певцу исполнится 70 лет. В 1994 году он был в Париже в последний раз. О своей парижской музыкальной одиссее Хиль поведал в беседе, которую мы предлагаем вашему вниманию.
- Вы жили в Париже?
- Работал. Это было в начале 90-х, когда у нас творилось что-то ужасное - ни денег, ни продуктов, ни вещей! И заработать было очень сложно. Помню, меня с моим ансамблем как-то пригласили чуть ли не в Тюмень, сказали, устроят концерты. Мы на свои деньги взяли билеты, приехали. Никто нас не встречает. Начинаем искать фирму, которая организовывала гастроли, и узнаем, что она, оказывается, давным-давно лопнула. А нас никто даже в известность не поставил.
В общем, ужасно все это было. А потом как-то попал в Париж по делам, и меня познакомили с одной мадам. Фамилия у нее была Мартини, а звали ее Елена Афанасьевна, она по национальности русская. Говорят, по богатству была в то время второй женщиной в Европе. Держала целую сеть кабаре, одно из них - «Распутин» (французы делают ударение на последний слог).
Представьте себе: стою в Париже на улице, вижу: знакомый певец идет. Спрашиваю: «Ты что тут делаешь?» «Да вот, - говорит, - в «Распутине» пою. Пошли, покажу тебе кабаре!» Там, как оказалось, было тоже много знакомых музыкантов. А у метрдотеля - моя пластинка, он меня по ней и узнал. Познакомил с хозяйкой. Она, деловая женщина, сразу, как говорится, взяла быка за рога. «Вы, - спрашивает, - «Вечерний звон» можете спеть?». Спел. «А теперь, - говорит, - «Я встретил вас». «А ваши музыканты, - поинтересовался я, - сыграют? Все-таки этот романс не для кабаре». «У меня музыканты - звери, - отрезала она, - играют все!» Оказалось, у нее действительно только суперпрофессионалы работали. Например, главный скрипач - Поль Тоскана, бывшая первая скрипка в «Гранд-опера». Кстати, тоже прекрасно говорил по-русски, у него жена была русская.
В общем, перепел я им в тот вечер не только все известные и неизвестные русские романсы (в «Распутине» именно на них ставку делают), но и современные песни, такие, как «Катюша» или «Зима» («Потолок ледяной, дверь скрипучая...»). Мадам очень понравилось.
- И вы остались в Париже?
- Нет, постоянно я там не жил, бывал наездами. Французы открывают визу только на 60 дней и строго следят за нарушителями. Если просрочил хотя бы на день, могут занести в компьютер и больше никогда не пустят в страну. Вот я и ездил туда-сюда. Но мне очень нравилось там работать! Да и к мадам Мартини я относился с большой симпатией.
Она была очень интересным человеком. Любила литературу, поэзию. В «Распутине» часто выступали и Булат Окуджава, и Роберт Рождественский, и Евгений Евтушенко. Никита Михалков приезжал. А Юрий Петрович Любимов делал ей предложение, но она ему отказала. Устояла против его чар. Я, кстати, не раз видел опального режиссера в «Распутине», один раз даже посвятил ему романс. Это было время его вынужденной эмиграции, когда он уехал за границу, а его под шумок быстро лишили гражданства. Кстати, именно Любимов рассказал мадам Мартини, что я в Советском Союзе очень известный певец.
- А она что же, не знала?
- Откуда, если с молодых лет на родине не была? Это сейчас можно ездить куда хочешь, а во времена «железного занавеса» такие путешествия были затруднены. В общем, после отъезда Любимова она подошла ко мне: «Слушайте, а вы, оказывается, в России знаменитый человек!». «Да так, - говорю, - относительно!» Что ж я сам себя буду хвалить? Попросила, чтобы принес ей какие-то видеозаписи со своих концертов. Посмотрела и зауважала меня еще больше: «Вы в таком огромном зале в России выступаете! Не надо было скромничать. Теперь я буду больше вам платить!».
- Заплатила?
- Не успела. Мне уже надо было уезжать. Кстати, именно в «Распутине» я праздновал свое 60-летие, на которое приехало много известных исполнителей. Больше всего мадам Мартини понравилась Люда Сенчина. Она мне сказала: «Хочу, чтобы эта певица приехала и пела у меня!». «Вряд ли, - говорю, - она согласится». «Уговорите ее, - попросила она, - я вам заплачу комиссионные!» «К сожалению, мадам Мартини, - ответил я, - я тоже больше к вам не приеду. Обстановка в России стабилизировалась, теперь уже и там концерты можно давать». Вот так мы с ней и расстались.
- Не жаль было уезжать?
- Знаете, я ведь там очень тяжело работал. И только когда уезжал насовсем, понял, насколько сильно устал. В «Распутине» надо было выступать каждую ночь, без праздников и выходных. Это трудно. Одно время я даже боялся, что у меня будет инфаркт. Вы только представьте себе: каждый день приходишь к 10 вечера - и до трех ночи. И даже когда поют другие, все равно надо находиться там.
- А почему нельзя прийти только на свой выход?
- Потому что на начало и финал все исполнители должны выходить вместе. Мы пели «Утро красит нежным светом», а потом расходились по гримеркам и ждали своего выхода. После полуночи та публика, что была с вечера, расходится, а уже в час ночи - новый заезд. И снова надо выходить и петь. Это очень тяжело, к тому же я человек уже немолодой.
- Извините за нескромный вопрос: платили-то хоть хорошо?
- Нормально. Но я все равно абсолютно на всем экономил. Жил не очень далеко, но чтобы не тратиться на транспорт (он в Париже очень дорогой), ходил на работу пешком. Больше часа у меня на это уходило. И в «Распутине» никогда не ел, для меня это было очень дорого. А ситуации самые разные бывали... Однажды пришел какой-то мужчина с дамой. Очевидно, она была ему не жена, потому что сидели они в отдельном кабинете, были там такие, скрытые от посторонних глаз. Когда я отпел, он подарил мне розу, завернутую в бумажку.
Цветок я взял, бумажку выбросил в мусорную корзину. А уборщица подошла и говорит: «Что это ты долларами разбрасываешься?!». Я посмотрел, а это 100 долларов. Сразу-то и не поймешь, там освещение своеобразное, с красной подсветкой, там вообще все красное - стены, полы, потолки, драпировки. Вот такие жесты позволяют себе богатые люди! Правда, с нашими крутыми они все равно сравниться не могут. Когда русские банкиры приезжать начали, весь Париж на ушах стоял. Но еще богаче гуляют арабы из Эмиратов, только они могут себе позволить потратить 100 тысяч долларов за одну ночь!
Кстати, всем своим знакомым я всегда советовал посетить «Распутин», и им это заведение нравилось гораздо больше, чем «Мулен Руж», «Лидо» или «Паради Латен». Во-первых, там звучит живая музыка. Все исполняется под настоящий оркестр, все музыканты в гусарских костюмах! А во-вторых, нет того грохота, от которого можно оглохнуть в ночных клубах. Мы ведь даже без микрофонов пели.
- Не было ощущения уязвленного самолюбия? Все-таки в Советском Союзе вы были звездой первой величины, а тут какое-то кабаре...
- Вы знаете, нет. В «Распутине» была совершенно замечательная атмосфера. И публика туда приходила очень достойная. Помню, приехал Александр Невзоров, хотел у меня интервью взять. Так мадам Мартини его на порог не пустила. И знаете, почему? Он был в кожаном пиджаке. Она сказала: «У нас в таком виде только шоферы и носильщики ходят!». Он обиделся и потом в своей программе «600 секунд» поливал меня, как хотел: вот, дескать, до чего Эдуард Хиль докатился - в кабаке поет! Но ведь это не наш кабак. Кабак и кабаре - совершенно разные вещи. Там, если зрителей интересовал исполнитель, они откладывали столовые приборы и внимательно слушали.
За все время, что я там выступал, только пару раз и видел, что во время моего выступления ели. И то наши. И потом это же очень дорогое кабаре, там бутылка водки 200 долларов стоит. Шампанское - еще больше. Особо не разгуляешься! Да и программа всегда была очень интересная и насыщенная - песни, сюрпризы, шла она в быстром темпе, так что скучать времени не было.
- Эдуард Анатольевич, а какое впечатление произвели на вас знаменитые парижанки?
- Они действительно очаровательные женщины! Кстати, не только парижанки, но и француженки вообще. Мне довелось побывать и на севере, и на юге этой страны. Раньше ведь за 300 рублей можно было купить билет от Москвы через Париж и до Канн. Потом эта лафа кончилась, все стали летать самолетами. Так вот, француженки очаровательны везде. Вообще, женщина - удивительное существо! Принято считать, что она создана из ребра мужчины, но я с этим не согласен. Мне иногда кажется, что женщины прилетели на Землю с другой планеты. Мужчина более примитивен, он создан для того, чтобы создавать подобных себе, проще говоря, плодить потомство.
- Вы хотите сказать, что женщина к этому отношения не имеет?
- Имеет, конечно, но она более сложная. И в Париже это видно особенно хорошо. Там за женщиной надо ухаживать! Оказывать ей знаки внимания - дарить цветы, приглашать в ночные клубы или хорошие, обязательно дорогие рестораны. Тогда, может быть, она и соизволит поднять на тебя взор. Многие наши мужчины возмущаются: «Француженки такие корыстные! Ее надо накормить, напоить, тогда она с тобой переспит!». Они не понимают, что у этих женщин культ ухаживания. И если такой сказать: «Девочка, пошли быстренько со мной!», ничего, кроме презрительного взгляда, взамен не получишь.
А что касается внешности, то в Киеве, Москве и Санкт-Петербурге не меньше красивых женщин, чем в Париже. А в Прибалтике какие женщины чудные! А в Польше! А в Южной Америке и Испании! Самые же неинтересные внешне, наверное, все-таки американки, ни в какое сравнение с нашими они не идут.
- В свое время вам много приходилось ездить с гастролями?
- Приходилось. В 70-м побывал в Австралии, оттуда мы полетели в Сингапур, Малайзию, Филиппины, Гонконг. Мы были первыми советскими артистами, и нас три часа держали на границе, не пускали в страну. Никогда не забуду, как пограничник-китаец увидел «серпастый, молоткастый советский паспорт» - у него аж дыхание перехватило от испуга. Он тут же начал куда-то звонить, приехало какое-то начальство! Решали: пускать русских или нет? А у нас тогда был многонациональный коллектив - актеры из Прибалтики, Узбекистана, Украины. Так мы прямо в аэропорту концерт устроили. Пограничники смотрят: все поют, вприсядку танцуют. На агентов КГБ вроде бы не похожи. И все-таки разрешили нам въезд в страну.
- Бывало такое, что вас из Советского Союза не выпускали?
- Оказывается, у меня всегда были с этим проблемы, только я об этом не знал. Не так давно встретил одного знакомого, в прошлом чекиста, так он мне и сказал: «Знаешь, что тебя всегда из всех списков вычеркивали?». Оказывается, КГБ не внушали доверия мои имя и фамилия. Говорили: «Как-то не по-русски это звучит - Эдуард Хиль. Может, он американец?». Я так возмутился: «Да все мои бабушки и дедушки всегда в России жили!» А у фамилии Хиль испанские корни. Наверное, кто-то из наполеоновских легионеров остался на Березине, белорусочка какая-то его подобрала, приютила.
Я ведь еще прадеда своего помню: большого роста был мужик, усы лихо так закручены, очень на испанца похож. Кстати, и в Прибалтике много Хилей, и в Финляндии. А недавно меня пригласили в Эстонию, я выступал во Дворце спорта. Начал петь одну из своих любимых песен - «Моряк вразвалочку», вижу: выходит на лед парнишка и начинает танцевать. Когда песню допел, объявили: «Исполнял Эдуард Хиль, катался Артур Хиль!». А не так давно мы с сыном и внуком записали песню «Я - капитан». Я - Эдуард Хиль, и внук - Эдуард Хиль. Вот такая цепочка получается.

(newsmusic.ru)