Когда мы были молодыми

Признаюсь сразу: я не звонила Петру Владимировичу по телефону, чтобы выяснить, как чувствует себя человек, достигший восьмидесятилетия, какие у него планы на будущее или хотя бы на сегодняшний день.

Я не видела его уже очень давно и мало чем отличаюсь в этом от других бывших его коллег. Надеялась встретить на юбилее «Молодого» в прошлом году - не случилось. Из-за болезни, которая то отпускает его на какой-то момент, то снова берет в тиски, словно хочет наверстать дарованную прежде передышку. Так что нам чаще всего приходится при встречах говорить друг другу: «А Пете опять плохо», «Петя из дома не выходит». И срабатывает невольно какой-то здоровый эгоизм, появляется оправдание: «Ну раз не зовет, то, право, зачем смущать человека?»

И жена его Елена Григорьевна все реже и реже звонит бывшим и нынешним «эмдэвэшникам», потому как в силу своей совершенно особой и трогательной деликатности, вероятно, стесняется докучать нам даже самой необременительной просьбой.

Так и живем: близко и далеко друг от друга.

Вообще-то официально Петя Нахтман числился художником-ретушером. И как бы нелепо это сейчас не звучало, дело сие было весьма тонкое и ответственное. И доверено было офицеру-фронтовику, коммунисту Нахтману в далеком 1947 году, когда он пришел поступать на работу в молодежную газету.

Так и вижу его в неизменном клетчатом пиджаке (весьма модном, впрочем, по тем временам), склонившегося над столом у окна с видом на ЦУМ, заваленным ворохом фотографий, бутылочками с белилами, тушью и разномастными кисточками. Несмотря на всю важность работы, ретушь для Пети была делом, с которым справлялся он как бы промежду прочим. Главная работа его начиналась вместе с ответственным секретарем - над макетом номера. И кто из них при этом играл первую скрипку, трудно было сказать. Потому как все ответственные секретари молодежки, ставшие впоследствии большими журналистами, прошли школу Нахтмана. И, надо сказать, не забывают об этом.

Конечно, у каждого, кто его знал, кто работал рядом с ним, свое представление, свои дорогие сердцу, некогда молодому и пылкому, воспоминания, связанные с этим удивительно светлым человеком. Я, например, знаю его компанейским и азартным, щедрым и любящим все красивое, умеющим многое делать своими руками, радушным и хлебосольным хозяином, выносливым и спортивным. Он был фанатом настольного тенниса и заразил им всех в редакции. На лыжах он давал фору многим, как и в шахматах, над которыми мог просиживать до позднего вечера со своими друзьями. А уж про рыбалку и грибы - стоило только намекнуть: «О чем речь? Едем! Сбор на Бычихе вечером в пятницу».

Бычиха - это вообще особая глава. Там была Петина дача. Там был наш общий загородный дом. Там проводились фронтовые землянки 9 мая. Там по-особому пелись песни под гитару, по-особому велись разговоры. Там креплось наше братство. Там у кого-то укреплялись семьи, у кого-то зарождалась любовь.

...Я не стала звонить по телефону, чтобы поздравить Петра Владимировича Нахтмана со столь неожиданной для всех нас, его друзей, датой, чтобы узнать о здоровье, каких-то планах, далеких и близких. Мы просто соберемся все вместе, постучим в дверь его квартиры и, когда она откроется, скажем: «Гостей принимаете? Мы пришли. Мы уже здесь. Ну, здравствуй же, наша юность!».

Нина РИМШИНА.