В натуре: и дольше века длится день

Исправительная колония № 13, расположенная в пригороде Хабаровска, мало чем от подобных учреждений отличается. Те же неприступные заборы с пущенной поверх суперколючей проволокой, кругом решетки, часовой на вышке и как на границе неподалеку от входа нейтральная полоса, разровненная граблями. Ступит сорока - зафиксируются следы.

Меры предосторожности нелишние. Эта колония строгого режима, где томятся - в полном смысле слова - преступники с большими сроками наказания, притом рецидивисты.

Известно, что человек ко всему привыкает и ко всему приспосабливается. Визит в 9 отряд начальника колонии Д.В. Коса и хабаровского прокурора по надзору за соблюдением законов в исправительных учреждениях В.С. Олисова не вызвал у обитателей камеры потока жалоб и всплеска эмоций. Оба наведаются сюда часто, кроме того, регулярно ведут прием, поэтому высказано было лишь одно пожелание, чтобы отселили сокамерника, у которого по-осеннему обострился туберкулез, и даже содержащийся тут местный <авторитет> молчал, как в рот воды набрал.

Предварительно мне рассказали, что <авторитет> - среднее звено в негласной иерархии криминального мира. Пониже <вора в законе>, которых в ИК-13, к счастью, нет, но тоже наделенный <братанами> немалыми полномочиями.

- Как бы прокурор, только наоборот, - пояснил Олисов. - Я ратую за законы, а он против них. Под его эгидой возникают жалобы, которые нередко приходится рассматривать представителям многих инстанций. <Авторитету> положено всегда и всем быть недовольным. Не понравился кто-нибудь из сотрудников колонии, будет требовать его снятия и много дров может наломать.

Так что с <авторитетом> вольно-невольно руководству приходится считаться, в разумных пределах, разумеется, иначе, что это будет за исправительное учреждение, где зек диктует свою волю, на что существуют известные и применяемые Дмитрием Васильевичем контрмеры.

Однако карательность в последнее время уступает место гуманизации. Уже не накажешь нарушителя так, как прежде наказывали, даже запрет на пользование магазином нынче не применишь. Чуть что - сразу находятся заступники: почему, например, поместил в штрафной изолятор такого-то? А он <крысятник>, местный воришка, шарящий по чужим тумбочкам. С <крысятниками> у <братвы> расправа крутая, могут и до смерти забить. Поэтому ШИЗО служит в данном случае для спасения нечистого на руку. Так по каждому поводу начальнику и приходится оправдываться, для чего Дмитрий Васильевич держит в столе наготове бланки объяснительных.

- Носятся с господами зеками как с писаными торбами, так бы права детей, стариков и солдат отстаивали, - в сердцах говорит он, хотя по характеру вовсе не злобный и понимающий человек. При Косе, подчеркивает прокурор, число жалоб из ИК-13 резко сократилось и правонарушений стало меньше, в 9 отряде заключены вместо 30 лишь 20 человек, которых предстоит еще переломать, если, конечно, получится. А кто переломался, ведет себя нормально и в праве рассчитывать на условно-досрочное освобождение, живет в иных условиях: телевизор в каждой камере, цветочки на окнах и - счастливчик! - обеспечен работой.

«Авторитет» - сравнительно молодой мужик, за спиной тьма ходок и ни дня трудового стажа, тоже, как ни странно, мечтает о работе. «Чтобы руки были заняты, а так - с ума можно сойти...» Им тут вообще запрещено заниматься чем-либо полезным. Оказывается, и так, абсолютным бездельем («сидим как истуканы») можно жестко наказывать. Впрочем, кто-то исхитрился (или передали) выжечь на аккуратной дощечке икону Богородицы с младенцем. «Спаси и сохрани» написано на иконке. Спасать уже поздно, что случилось, то случилось, сиди тут, покуда срок не пройдет, а решеточно-запорный антураж надежно обеспечит сохранность заблудшей души.

Между тем, кроме небесных сил, есть у здешних узников и радетели: попечительский совет, другие благотворительные организации, а помимо всего и «общак», тоже рьяно пекущийся о «братанах».

Кос рассказывает, что почти каждое воскресенье прибывают сюда на раскошных машинах лидеры преступных групп. Привозят в большом количестве сигареты, чай и просят передать их исключительно «авторитету» - на его усмотрение, чем и подкрепляют власть колонистского лидера, да и свою заодно.

Дмитрий Васильевич не всегда и все принимает: дай им поблажку, они тут, чего доброго, править начнут, но ведь теперь не запрещено законом брать передачи «от иных третьих лиц», вот эти «третьи лица» и пытаются заполнить образовавшуюся брешь. Государство отвернулось от зеков, «общак» к ним повернулся...

- Если возникла дыра, она обязательно заполняется мусором, - философски говорит Кос. - Один из общаковских «благодетелей» сидел в Хурмулях в колонии, когда я там работал. Семь классов образования, без семи пядей во лбу. Вылез как-то, теперь красуется на джипе, с сотовым телефоном, а я - с высшим образованием, подполковник внутренней службы - имею допотопный «уазик» и допотопный телефон. Превратности судьбы, что и говорить, но дело даже не в этом. Он предлагает колонии материальную помощь, «сколько скажете, столько дадим», я, разумеется, отказываюсь: «У нас у самих денег куры не клюют». Про то, что не клюют, потому что нечего клевать, умалчиваю, хотя для «общака» это никакой не секрет. Но положишь им в рот палец, отхватят руку.

Кос не готовился в фермеры, высшее милицейское образование этого не предполагало, однако нужда заставила завести в колонии натуральное хозяйство. Иметь свои угодья, которые обрабатывают здешние бесконвойники и сотрудники колонии, поскольку большинству заключенных разминаться на полях запрещено. Отсюда свои картошка и овощи, свое мясо (220 голов свиней), свое молоко (20 коров), а с недавних пор еще и куры, из-за которых начальнику колонии даже нагорело. Взял бесплатно отбракованных на птицефабрике цыплят, думал, не выживут, оттого и не оприходовал, но зек, приставленный к курчатам, нянчился с ними, как с малыми детьми, как другие здешние «животноводы» нянчатся с коровами, свиньями, лошадьми (во-первых, живое, во-вторых, занятость), и не только выходил всех, но и значительно преумножил численность птичника. Тогда и получил Дмитрий Васильевич нагоняй, пришлось узаконивать пополнение скотного двора постфактум.

Зато теперь, при наличии натурального хозяйства, по-другому называемому самоокупаемостью, в колонии нареканий на питание почти не возникает. Существуют общий стол и диетический стол - не каждая больница может это себе сегодня позволить, и когда кто-то из харчующихся вдруг по каким-то своим соображениям отказывается от еды, и от начальника требуют объяснительную, «почему заключенный не покушал», перед Косом вновь мысленно предстают дети, старики и солдаты: кто бы о них и столь же незамедлительно проявлял подобную заботу?

В отношениях между обществом и отбывающими наказание, говорит он, налицо явный парадокс. Преступник обокрал тебя, ограбил, нанес увечья, а иски по возмещению потерпевшим ущерба сейчас практически не исполняются. Что заплатит зек, если он не работает? При условно-досрочном освобождении долги потерпевшим должны быть погашены, подчеркивает прокурор, но это обычно лишь благое пожелание. По той же простой причине - неплатежеспособности.

Тут во всей своей глобальности и безысходности возникает вопрос обеспечения заключенных работой. Сегодня в ИК-13 содержатся 800 отбывающих наказание, из них трудятся лишь 100. Слово «трудовая» вычеркнуто из названия исправительного учреждения за невостребованностью. Имея отличные производственные площади, теперь уже на глазах ветшающие, тринадцатая, как, впрочем, и все аналогичные учреждения, не имеет заказов.

Никому не нужен здешний труд, хотя Кос готов, исходя из своих возможностей, поставлять (даже список составил) что угодно. К примеру, наладить выпуск мебели, ремонтировать машины, делать добротные металлические гаражи (один из них, как приманка, выставлен на хозяйственном дворе, может, кто купит), выполнять любые заказы по металло- и деревообработке. Но чтобы запустить все это, нужны для начала субсидии, которых нет.

- Получается, что государство, отойдя от нужд пенитенциарной системы, вредит себе, выплеснув из ванны вместе с водой и младенца, - подытоживая разговор, почти разом сказали начальник колонии и прокурор. - Все, что было, развалили, а ведь преступность растет, она требует к себе особенного внимания.

...Кажется, на этот счет лед трогается. В недавний свой приезд в край ИК-13 посетил министр юстиции Чайка. Прошелся, посмотрел, как тут что. Замечаний не высказал, но и никаких авансов не выдал. Может, осмыслит увиденное позже?..

А премьер-министр Путин уже громогласно заявил, что намерен поставить пенитенциарную систему во главу угла задач Министерства юстиции. Тоже пока без расшифровки, но если сказал «а», должен сказать и «б», во всяком случае, появилась надежда на сладкое слово - работа.

...Лязгнули многочисленные запоры, на их звук отозвались яростным лаем сторожевые псы - это прибыло по этапу очередное пополнение колонии строгого режима. Свято место не бывает пусто.

Пополнение шло с опущенными головами, с обреченным видом. Теперь им долго свободы не видать, и каждый ничем не занятый день будет тут длиться как век.

Вера ПОБОЙНАЯ.