ДЖУНЬ (портрет художника по памяти) (Часть 1)

- В связи с обострением отношений с Китаем предлагаем вам уволить китайца с вашего факультета. - У нас нет китайцев.

- А этот... как его... Джунь?

- Он русский.

- ???

(Из разговора особиста с преподавателем).

Все люди как-то связаны между собой. Душевно щедрые люди связывают многих. У них особая роль. Поэтому с ними так трудно расставаться.

(Мое наблюдение).

Место действия, или Подземный рай

Более тридцати лет назад, в самой середине шестидесятых, в центре Хабаровска в подвале студенческого педобщежития возник богемный заповедник. «Оттепель» закончилась, начиналась эпоха нового коммунистического единомыслия и единообразия. Но всю жизнь в догму не запихнешь. Где-то в городе должен был быть уголок творческой свободы. Вот он и образовался в этом не очень приглядном подвальчике. (Интересно было бы сегодня полистать дело, которое пухло в КГБ от доносов стукачей!) Подвал разделялся коридорчиком, в котором каждую весну появлялась вода. И все ходили по доскам на кирпичах, широко расставив руки. Балансировали.

В большом помещении мяли глину, лепили с антиков копии студенты в синих халатах. В другом - располагалась мастерская хозяина: огромные медвежьи шкуры, старинная черная китайская мебель с драконами на подлокотниках и дверцах, которая, говорили, принадлежала самому графу Муравьеву-Амурскому. Две большие оскаленные средневековые драконьи головы под потолком - храмовые украшения. На стенах - коллекция севенов и бурханов со всего Амура. На вращающихся станках - деревянные женские торсы. На полках - наборы табаков, россыпь трубок от самого Федорова: одна постоянно дымится, остальные отдыхают в коньяке или на воздухе положенный срок. Английские резцы вгрызаются в дерево в руках преподавателя и учеников, а гости слушают джаз и тихо переговариваются.

Кого только не перебывало в этом подвале! Розенбаум и Пьеха, артисты музкомедии и драмы, врачи и генералы, иностранцы и некоторые штатские, таксисты и темноватые личности, будущие литераторы и художники... Все они находили здесь свой глоток отменного вина и богемной свободы. О, этот вкус недолгого свободного единения! Свет в подвале не гас ночами. Сюда можно было запросто войти через окно и так же выйти. А можно было и не выходить. Тогда разгорался за пыльным стеклом рассвет, и шум поливочных машин был сигналом к прощанию. И заканчивался праздник, который, оказывается, «всегда с тобой».

Просто удивительно, почему его не прихлопнуло приказом начальство? Ведь была на одной из анонимок резолюция самого Алексея Клементьевича Черного: «Разобраться!».

Разбирались. Не разобрались. Наверное, было в этом нечто такое... И продолжал клубиться трубочно-сигаретный дым, и люди открывали, что можно жить по-другому, не под бравурные марши, а под соответствующий настроению джаз.

Хозяин

Виктор Николаевич родился 9 февраля 1942 года... Вырос добрым, отзывчивым, бесшабашным. Мы, студенты, звали его по фамилии - Джунь. Это было музыкально и энергично - Джунь! И теперь спросишь кого: «Джуня помнишь?», и человек улыбается: «Да! Хороший был мужик!».

Хороший был, но для многих странный. Во всем тонкий. Даже внешне: на высоченном туловище маленькая лысеющая головка с круглой бородкой. Разговаривая, пригибался до роста своего собеседника. Человек уверенный, голос ровный. И какой-то глобальный демократизм! Джунь никому и ничему не отказывал в праве на существование. Этакое обволакивающее спокойствие, которого так не хватает самолюбивым психам. Вот люди и тянулись к нему, чтобы на время расслабить боевую стойку своей души. Он был доступен всегда.

Еще у него был вкус к хорошим вещам. И деньги, чтобы их приобрести. И связи, чтобы заработать деньги. Во время всеобщих барашковых воротничков Джунь носил настоящую красную волчью «аляску», часы «Ролекс» и гонял на японских горных лыжах. Гурманствуя по мелочам, дом, дачу, машину не заводил и в жизни толком не устраивался. Относился к ней как к придорожной харчевне. Легкий путник!

Всегда ученик и учитель

Никогда никого он ничего не заставлял делать. Хочешь мять глину? Пожалуйста, работай! Только убери за собой. Порисовать обнаженную? Приходи, рисуй!.. Сам устраивался и творил в уголке. Сколько раз я пытался заглянуть в его альбом, но он ловко захлопывал его перед самым носом. Стеснялся? Держал дистанцию перед нами, «шпаной»? Где теперь его необычные рисунки и работы?..

Я тогда был крутым авангардистом местного разлива. Пухленькую гимнасточку Аллочку я накрасил грубой кистью черной и красной краской. Девушка взглянула, расстроилась, подошла к Джуню и стала что-то шептать ему, указывая на меня пальчиком. «Ничего, ничего! Пусть рисует», - сказал Джунь. Во многом благодаря джуневскому свободному рисованию сплотилась группа «Сто», в которую входил и я. И все стали художниками. Со своей судьбой и лицом. Нет, не был Джунь «папой Карлой» и ничего из нас не строгал. Спасибо ему за это!

Сам Джунь принадлежал к первому худграфовскому потоку, на котором учили и учились, пожалуй, лучшие... Институт, армия, аспирантура в МОПИ им. Ленина... Тогда три года он провел в Москве, так и не защитив кандидатскую, заменив бумагомарание на походы по столичным студиям и знакомство с мастерами, у которых он брал все.

Из Москвы приехал другим Джунем, резец запел в его руках... «Все уже создано, надо брать и развивать лучшее», - говорил он и на практике пытался синтезировать умение великих. Форму и материал чувствовал необыкновенно. Вырезать ложку или статую - для него был полноценный по творческим задумкам труд. По природной доброте всем все дарил без оглядки, а на справедливые укоры посмеивался, весело поднимая тост: «За стимул создать лучшее!».

Он обучил многих резьбе по дереву. Его ученики режут теперь у нас в стране и за рубежом, схватив кое-что из его техники. Но его порядочность и культуру кое-кто «схватить» не смог и поэтому строчил на своего учителя доносы... Известно. А Джунь не хотел замечать человеческие слабости. Он принимал всех и все. Поэтому был неуязвим. Прощающий всегда сильнее.

...Огромную полулежащую каменную прелестницу, названную «Венус», и объемные хитролицые деревянные головы он и его помощники еле-еле втащили на пятый этаж тогдашнего музея на художественную выставку. Но на место, где бы они смотрелись, работы Джуня не поставили. «Двигаем обратно!» - сказал Джунь... И уволокли.

Членом Союза художников СССР он так и не стал. Его «прокатили»... Хотя кто кого? Джунь прекрасно обходился и без официального членства. Похохатывал: «Им в членах со мной не потянуться!». И сейчас авторами кое-каких джуневских монументальных работ считаются некоторые его подмастерья. Они, такие ловкие, «крутанулись» и вошли в анналы. И никогда в этом несоответствии не признаются... Его же сие не интересовало. Он просто жил и творил.

Все люди отличаются друг от друга своим внутренним, а точнее духовным пространством. У некоторых оно настолько тесное и темное, что им и неуютно, и страшно, и тяжело. По-моему, Джунь принадлежал к людям, у которых всегда внутри настежь были раскрыты солнечные веранды. Такие живут во все стороны. Широко, не делая для этого никаких усилий. К таким и тянутся. Рядом с такими любой чувствует себя немного свободнее и добрее. Если честно, разве это не так? Вот и Джунь был таким человеком. Талантливый педагог без гордой позы. Пыхтел своей трубкой и говорил нужные нам слова...

Продолжение далее...